Евгений БЕНИЛОВ
Случай в аэропорту
________________________________________
1. Заблудшая в ночи
Я заметил ее еще в аэропорту: высокая брюнетка с короткими кудрявыми волосами и высокомерным выражением на бледном лице. Одета она была в красное платье, щедро открывавшее длинные ноги; возраст -- 22-23. Она сидела рядом со мной в зале ожидания, однако при посадке затерялась в толпе, и в самолете я ее тоже не видел.
Рейс наш был из Москвы в Мехико, с промежуточной посадкой в ирландском городе Лимерике. Подавляющее большинство пассажиров летело в Мексику; в Ирландии сошли лишь та девица, да я. Тут я разглядел ее получше. Черты ее лица правильными не были: выдающиеся скулы, большой рот, но глаза чудо как хороши -- огромные, иссиня-черные, с поволокой. Она первой прошла паспортный контроль, первой получила багаж и исчезла в "зеленом коридоре". Мой чемодан по неизвестным причинам выплыл на поверхность лишь десять минут спустя; я погрузил его на тележку и направился к выходу.
К моему удивлению черноглазая девица все еще маячила посреди пустынного аэропорта (время было час ночи). Высокомерие исчезло с ее лица: очевидно, она ожидала, что ее встретят. "Может, помочь?" -- подумал я... однако вспомнив, сколько щелчков по носу я получил в награду за непрошеный альтруизм, зашагал к стоянке.
С удовольствием вдыхая влажный, холодный воздух (в Москве последнее время стояла несусветная жара), я оплатил парковку и нашел свою машину; мне оставалось проехать двадцать миль до Лимерика. Выезд к шоссе огибал здание аэропорта -- еще издали я завидел тонкую фигуру в не по погоде легком красном платье. Девица махнула рукой. Я притормозил и опустил стекло.
-- Ю кэн... ту бринг ми... э-э... ин сенте Лимерик?
Голос ее был хрипл, а акцент и грамматика столь ужасны, что сказанное я скорее угадал, чем понял.
-- Садитесь.
Услышав русскую речь, она внимательно осмотрела меня. На ее лице появилось давешнее высокомерное выражение.
-- Я вам заплатить не смогу, да, -- объявила она.
-- Не сможете?... -- протянул я. -- Тогда придется везти вас бесплатно.
Я подождал реакции на шутку, но не дождался. Девица молча глядела на меня.
-- Чемодан лучше на заднее сидение... а то багажник занят.
Не говоря ни слова, она села в переднюю дверь, предоставив мне запихивать ее воистину неподъемный чемодан в машину.
Мы выехали на шоссе, я прибавил газу. Моя пассажирка смотрела прямо перед собой; руки ее ниже обреза рукавов и ноги ниже обреза платья были покрыты мурашками. Я включил отопление.
-- Куда вас подвезти?
-- К любой гостинице... желательно, хорошей, да.
-- Я вас отвезу в Jury's Inn, -- предложил я. -- Там найдутся номера и по сотне фунтов в день.
Мокрый асфальт блестел в лучах фар. Набегающий воздух гнал капли дождя вверх по ветровому стеклу. Слева возникли угрюмые бастионы замка Бунратти -- стены, сложенные из грубо обтесанных глыб, были освещены прожекторами. На башнях полоскались темные от дождя вымпелы.
-- Обратите внимание: средневековый замок. Полностью восстановлен, рядом отстроена аутентичная деревня. Настоятельно рекомендую... -- я бросил взгляд на свою спутницу и умолк: та не проявляла к моим потугам решительно никакого интереса.
Через десять минут показался мост через Шэннон; мы подъехали к Jury's Inn. Я остановился, вытащил девицын чемодан и поставил на тротуар (у чемодана имелись колеса, так что до дверей гостиницы она могла докатить его сама).
-- Желаю удачи.
В воздухе повисла неловкая пауза: девица взялась за ручку чемодана, но не уходила. Высокомерие опять исчезло с ее лица.
-- Извините... -- она запнулась. -- Как вы думаете, они потребуют деньги вперед?
Я с удивлением посмотрел на нее.
-- Скорее всего, они прокатают вашу кредитку... у вас ведь есть кредитка?
-- Нет.
-- А деньги?!
-- Есть немного.
-- Сколько немного?
-- Полтора фунта.
Воцарилась тишина: я стоял, ошарашенный -- девица молча краснела. Мелкий дождь оседал у меня в волосах, поднимая их, и без того курчавые, дыбом.
-- Вам есть кому позвонить?
-- Он не берет трубку-у... -- уголки ее рта поехали вниз, из глаз ее брызнули слезы.
Я смущенно отвел взгляд. Фонтан в виде расколотого бронзового сердца в человеческий рост журчал у входа в гостиницу.
-- Единственное, что я могу вам предложить -- это переночевать у нас, -- я помолчал, преодолевая неловкость. -- Не обижайтесь, пожалуйста, но оставить в гостинице отпечаток моей кредитки было бы неблагоразумно, -- я еще помолчал и зачем-то добавил: -- К сожалению.
-- Спасибо.
Всхлипывая, она забралась в машину. Я затолкал чемодан на заднее сиденье и сел за руль. Мы тронулись.
-- Меня зовут Сергей. А вас?
-- Викой.
Она улыбнулась. На ее щеках темнели дорожки от потекшей туши.
-- Вы очень хороший человек, Сережа, да.
-- Спасибо, -- невольно усмехнулся я. -- А вы неосмотрительный человек... Кстати, у вас необычная манера разговаривать: почему вы добавляете в конце предложений "да"?
-- Я разве добавляю?... -- удивилась Вика.
Мы пронизали лабиринт узких, темноватых улиц и покатили по набережной. Мимо замелькали невысокие, под старину фонари.
-- Мы живем в Аннакотти, в маленькой деревне недалеко от Лимерика, -- объяснил я. -- Кстати, моя жена и сын остались в Москве еще на неделю, -- я покосился на Вику... та смотрела в окно. -- Я вам постелю в комнате сына.
Слева возник и тут же исчез зубчатый силуэт собора Святой Марии. Справа сияла неоновыми огнями ночная аптека. Вика достала из сумочки крошечный платок, и, глядясь в зеркало над ветровым стеклом, стерла с лица размазавшуюся тушь.
-- Вы к нам какими судьбами?
-- У меня здесь бойфренд, да, -- объявила девица с трагической интонацией.
-- И где он сейчас?
-- Должен был встретить меня в аэропорту.
Мы выехали на Дублинское шоссе. Я прибавил скорости.
-- А где вы познакомились?
-- В Москве, два месяца назад. Он в турпоездку приехал, да. А потом прислал приглашение: жить мол без тебя не могу, приезжай!... И как я в эту ловушку попала?!... -- она обиженно поджала губы.
-- В ловушки время от времени попадают все, -- успокоил я. -- Даже Слонопотам. Помните в "Винни Пухе"?
Центр Лимерика закончился. Вдоль тротуара потянулись унылые одноэтажные строения -- бензозаправки, автомагазины...
-- Слонопотам был большой зверь, смотрел в небо и заклинал дождь, оттого и в простую яму провалился, да, -- (я удивленно поглядел на Вику -- кажется, та говорила всерьез). -- А там один без меда горшок, лишняя приманка. Кабы заметил он ее, может, и не полез бы в яму, угадал бы подвох.
Наступила тишина... я не знал, что сказать. И как всегда бывает в таких случаях, сморозил глупость:
-- До Слонопотама вы не дотягиваете, Вика. Ехать без денег, в чужую страну, к почти незнакомому человеку -- это поступок не могучего Слонопотама, а взбалмошной, глупенькой девицы.
В воздухе повисла пауза. Некоторое время она вызревала, как нарыв, а потом...
-- ОСТАНОВИТЕ МАШИНУ!!!
Вздрогнув, я нажал на тормоз... завизжали шины, автомобиль развернуло поперек дороги. А Вика -- прежде, чем я понял, что произошло -- вылетела из кабины и, шлепая по лужам, унеслась в темноту.
Оторопело наглядевшись, как дворники гоняют дождевые капли по ветровому стеклу, я медленно поехал вперед. Вскоре в лучах фар мелькнуло красное платье -- я обогнал Вику и остановился. Вид у девицы был жалкий: платье и волосы намокли, брызги грязи покрывали ноги до колен.
Я выскочил из машины и шагнул навстречу.
-- Извините, ради Бога... я не хотел вас обидеть.
Она прошествовала мимо, задев меня плечом. Я бросился следом.
-- Вика, перестаньте... Вы простудитесь!
-- Что я ненавижу больше всего -- так это мужской шовинизм, -- прошипела она, не оборачиваясь.
-- Причем здесь мужской шовинизм?!
Она резко повернулась (я чуть не налетел на нее).
-- 'Поступок взбалмошной, глупенькой девицы...' -- передразнила она. -- По-вашему, мужчины не бывают глупыми?!
-- Бывают, Вика, бывают! -- истово заверил я. -- Вы говорите как раз с таким, -- напустив на себя вид искреннего раскаяния, я потянул ее за руку. -- Приношу глубочайшие извинения!... Пожалуйста!...
Вздернув подбородок, Вика презрительно стряхнула мою ладонь и зашагала к машине. Сквозь ее намокшее платье просвечивали трусики.
Остаток пути прошел гробовом молчании. Эпизод с выскакиванием из машины казался мне абсурдным -- из-за чего, собственно?... Из-за шутки! Если уж на то пошло, к феминизму я отношусь положительно. И насчет Слонопотама Вика все перепутала: ни в какое небо он не смотрел, ибо существовал лишь в воображении Винни-Пуха и Пятачка...
Мы подъехали к дому, вышли из машины. Я отпер дом, занес оба чемодана. Внутри было чуть ли не холоднее, чем снаружи; я включил отопление и поставил чайник.
-- Виски хотите?
Вика не удостоила меня ответом.
-- Чай, кофе?
-- Чай.
-- Проходите на кухню. В гостиной и столовой мебели пока нет: мы купили этот дом совсем недавно.
Пока я заваривал чай, Вика тряслась от холода. Тихо гудела отопительная система.
-- Сколько вам заварки?
-- Я налью сама, да.
-- Печенье будете?
-- Нет.
"Хватит суетиться! -- одернул себя я. -- Будто я и вправду виноват..."
Вика неспеша допила чай (я закончил раньше нее и сидел за столом из вежливости) и высокомерно осведомилась:
-- Где я буду спать?
-- В спальне моего сына.
Мы пошли на второй этаж. Я тащил Викин чемодан.
-- Нужно только постелить чистое... -- я осекся, ибо вместо андрюшкиной кровати зияло пустое место.
Точнее, не совсем пустое. На полу белел бумажный квадратик:
Серега!
К нам нагрянули тесть с тещей, и мы забрали кровать Андрея. Вернем по первому требованию.
Дима
Я молча показал Вике записку:
-- Это мой приятель... у него есть ключ.
-- И что теперь? -- судя по выражению лица, девица предвидела неприятности с самого начала.
Я на мгновение задумался.
-- Я постелю вам на нашей кровати, -- я потыкал пальцем в направлении супружеской спальни, -- а сам лягу здесь, на полу.
Я перенес чемодан на новое место, девица последовала за мной.
-- Ого!... Да это аэродром какой-то.
-- Эта кровать сделана на заказ, -- игнорируя Викин сарказм, объяснил я. -- У моей жены к кроватям слабость.
Девица осмотрела резную спинку нашего супружеского ложа. Потрогала полированный столб, поддерживавший полог.
-- Сейчас достану чистое белье, -- засуетился я.
Пока я стелил постель, Вика вытащила из чемодана зубную щетку, взяла выданное ей полотенце и отправилась в ванную. А когда вернулась, я уже стоял в дверях, нагруженный шмотками для обустройства лежбища в андрюшкиной комнате.
-- Ну, я пошел... спокойной ночи.
-- Вы можете спать здесь, да.
Удивленный, я остановился.
-- А вы?
-- Здесь хватит места на десятерых.
Честно говоря, мне совсем не улыбалось спать на полу. Однако провести ночь на одной кровати с феминисткой представлялось делом... э... небезопасным.
-- Я вас точно не стесню?
-- Точно, -- отвечала Вика высокомерно.
-- Хорошо... то есть, спасибо! -- поправился я. -- Я пойду в душ, а вы ложитесь.
Когда я вернулся, Вика уже погасила свет. Ощупывая окружающее пространство и спотыкаясь, я обошел кровать, снял купальный халат и скользнул под одеяло. С другого конца постели доносилось тихое сопение -- уютное, как мурлыканье котенка...
Вдруг моей руки что-то коснулось. Я затаил дыхание.
Викины пальцы невесомо тронули мое плечо. Чуть помедлили. Потом коснулись шеи... у меня по коже побежали мурашки. Я вытянул руку и наткнулся на что-то мягкое и теплое -- девица была уже рядом, а мягкое и теплое оказалось ее грудью.
2. "Комсорг Рабинович на полную смотрит луну..."
Когда я проснулся, светать еще не начинало; казалось, я проспал не больше часа. В спальне царила безжизненная тишина... Где Вика?... На мгновение меня захлестнула тревога, но тут же схлынула: ничего ценного в доме не было. То есть ничего, кроме кровати... а кровать -- вот она, подо мной. Успокоившись, я устыдился собственной подозрительности.
И все же: где Вика?...
Поеживаясь, я надел сырой купальный халат и вышел в коридор. С первого этажа сочилось неясное бормотание, смешанное с дрожащим светом явно не электрического происхождения. Спустившись на цыпочках по лестнице, я осторожно заглянул в кухню: абсолютно голая Вика сидела на стуле спиной к двери. На столе горела свеча и лежали листки бумаги, испещренные извилистыми строчками. В руке девица держала карандаш и, дирижируя, декламировала:
Комсорг Рабинович на полную смотрит луну,
Луна освещает поля, города и сады,
Сады источают злокозненную тишину,
Щемящую сердце комсорга в преддверьи беды.
Но вдруг раздаются глухие удары часов
На башне старинной, царящей высоко в горах.
И души умерших солдат из прошедших веков,
Как птицы ночные, стенают на буйных ветрах.
Комсорг Рабинович дрожит, он не может идти,
Он чует в себе первобытную, древнюю жуть.
И зубы его заострились, как волчьи клыки,
И шерстью покрылись конечности, попа и грудь...
-- "Идти -- клыки" -- рифма сомнительная.
Не знаю, зачем я это сказал -- я не специалист в поэзии. Более того, Викин стих был настолько бредовым по содержанию, что недостатки его формы роли не играли.
Секунды три девица сидела неподвижно, потом обернулась и... метнула в меня карандаш. Я пригнулся, карандаш просвистал у меня над головой и ударился в стену -- с такой силой, что отбил кусочек штукатурки. Все это я разглядел, машинально оглянувшись, а когда вернул голову в первоначальное положение, то увидел захлопывающуюся дверь. Ба-бах-х!!!... Грохот прокатился до чердака, посылая волны вибрации в самые отдаленные закоулки.
Наступила тишина. Нащупав выключатель, я зажег свет. С потолка медленно осыпалась известка.
Немного выждав, я толкнул кухонную дверь -- та не поддалась. Я нажал сильнее, но с тем же результатом... очевидно, Вика держала ее с той стороны. Я человек мягкий, но тут терпению моему пришел конец: ведь я находился у себя дома и всего-то хотел попасть в свою кухню!... Я толкнул дверь изо всех сил. Послышался вскрик и что-то типа шлепка (как я потом понял, от соприкосновения голого Викиного зада с кафельным полом), и дверь распахнулась.
Когда я шагнул в кухню, Вика была уже на ногах -- и сразу же бросилась на меня, как дикая кошка... мне даже послышалось шипение. Я перехватил ее правую руку и попытался завести ей за спину, но тут последовал хук левой -- пришлось схватить и другую руку тоже. Некоторое время мы кружили по кухне, будто танцуя вальс (девица оказалась на удивление сильной -- я ее еле сдерживал), потом запутались в стуле и остановились. Викины глаза метали молнии, небольшие груди с острыми сосками мелко дрожали.
-- А если я пну тебя по половому органу? -- она попыталась подобраться ближе. -- Вдарю по доморощенному мужскому хую, да. По половому просто члену твоему, я извиняюсь...
Скажу честно: я струхнул. Не то, чтобы убоялся получить по мужскому хую (между нами, как-никак, находился стул) -- скорее, меня устрашили исходившие от Вики флуиды безотчетной ярости... оттолкнув обезумевшую девицу, я спрятался за стол. Та не погналась за мной, а, опершись на столешницу, подалась вперед. Ее лицо было в полуметре от моего -- казалось, она вот-вот прыгнет и укусит меня за нос.
-- Вика, -- как можно тверже сказал я, -- что с тобой? Неужели я не имею права войти в кухню? Ведь я у себя дома...
Черные глаза девицы полыхали, как угли.
-- 'У себя дома'... -- передразнила она. -- Все вы такие, да!... самцы-собственники!
-- Что ты городишь?! -- возмутился я. -- Я уступил тебе свою постель!... Вернее, разделил с тобой постель... -- я замялся, уточняя формулировку: -- То есть, уступил половину постели, которую обычно занимает моя жена... -- любовь к точности уводила меня куда-то не туда.
-- Ага! -- злобно обрадовалась Вика. -- И за это пользовался мною, как женой. Заставил меня...
-- Ничего я тебя не заставлял!...
Я не удержался и зевнул. Пламя стоявшей на столе свечи колыхнулось.
-- Вика! -- проникновенно произнес я. -- Давай спать, а?... Я валюсь с ног. Да и ты, наверное, тоже.
Девица помедлила, но все же направилась к двери; задув свечу, я поплелся следом. Понуро, как запряженные цугом лошади, мы поднялись по лестнице (Викин зад покачивался точно перед моим носом; над молочно-белыми ягодицами располагались соблазнительные ямочки). Мы прошли в спальню и легли.
Отодвинувшись от сумасшедшей девицы как можно дальше, я завернулся с головой в одеяло и провалился в сон.
3. Страшная месть
Проснулся я от громкого стука дождя, за окном брезжило серое ирландское утро. Вика сопела на другом конце постели... я осторожно встал, собрал одежду и на цыпочках выбрался из спальни. В доме было тепло; я порадовался, что оставил на ночь отопление. Кстати, возобновил ли молочник доставку молока?... Я выглянул на крыльцо -- молодец, не забыл! Беспросветные тучи висели над домами с красными черепичными крышами, ветер хлестал по лужам косым дождем. На крыльце дома напротив сидела Баффи, соседская кошка -- я позвал ее, но глупый зверь лишь таращил круглые глаза. На улице -- ни одного человека... благословенна наша деревня!... Как хорошо дома!...
Я насыпал в пиалу мусли (свои любимые, с орехами и сушеной папайей), залил молоком и съел. На столе стоял подсвечник со свечой -- я отнес его на место в гостиную, а листочки с балладой о комсорге Рабиновиче сложил на подоконнике...
-- Доброе утро!
В дверях стояла Вика, одетая в уютный байковый халатик и теплые тапочки. На умытом лице -- приветливая улыбка... прямо ангел! Ничего общего с бросавшейся на меня ночью фурией.
-- Доброе утро, -- ответил я. -- Мусли будешь?
Она кивнула и уселась за стол; из-под края халата вылезли коленки. Все-таки ноги у нее были исключительно хороши... я с удовольствием вспомнил первую половину вчерашней ночи. И тут же (с содроганием) вторую.
Я выдал Вике пакет с муслями, молоко, пиалу, ложку.
-- Когда поешь, приготовь чай, -- я указал пальцем на раскрытый шкаф, где виднелась коробка с заваркой. -- А я пойду умываться, хорошо?
Девица кивнула.
-- Если хочешь позвонить своему бойфренду -- телефон в прихожей...
Когда я вернулся, Вика уже допивала чай. На столе стояли чашки, чайник с кипятком, чайник с заваркой и коробка шоколадных конфет. Конфеты были не мои --они, видимо, являлись Викиным вкладом в чаепитие.
-- Дозвонилась?
-- Да.
-- И почему он тебя не встретил?
-- Он в больнице.
Я вздрогнул.
-- Когда его выписывают? -- то, что Вика могла застрять у нас до приезда жены, тревожило меня куда больше, чем здоровье неведомого бойфренда. -- А чем он бо...
-- У него аппендицит, -- перебила Вика. -- Когда я звонила вчера из аэропорта, ему как раз делали операцию.
-- А-а... -- с облегчением протянул я. -- Тогда его скоро выпи...
-- Это все неважно, -- опять недослушала Вика. -- Мы договорились, что я заеду в больницу и он даст мне ключи от своего дома. Ты меня подвезешь?
-- Конечно, -- допив чай, я встал. -- Мне как раз надо в супермаркет... одеваемся?
Когда мы вошли в спальню, я направился к платяному шкафу. Как вдруг...
-- Выйди, пожалуйста! -- приказала Вика ледяным тоном.
-- Ты что, стесняешься? -- удивился я.
-- ВЫЙДИ НЕМЕДЛЕННО!
-- Хорошо! -- буркнул я.
Чтобы пройти к двери, мне пришлось огибать кровать, а поскольку последняя очень велика, проход между ней и стеной весьма узок. Плюс там стояла Вика -- ровно посередине. Я стал обходить ее... повернулся боком, чтобы, не дай Бог, не коснуться сумасшедшей девицы. Но та внезапно придвинулась и обняла меня за шею.
-- Сереженька, извини, -- теплое дыхание нежно пощекотало мне ухо. -- Я знаю, что вела себя, как мегера.
-- Ничего страшного, -- я примирительно погладил ее по кудрявым волосам.
-- Нет, не так!
Вика притянула меня и поцеловала в губы... а я обнял ее, почувствовав ладонями ямочки над ягодицами. Сердце мое застучало, я потянул за поясок Викиного халата и сунул руку в образовавшуюся щель. Девица на секунду замерла, но тут же громко задышала; не прерывая ласок, мы влезли на кровать. Она окончательно сбросила халат, избавился от халата и я. (До чего ж она меня привлекала!... И совершенно не ясно чем: я, вообще-то, люблю женщин в теле. Впрочем, несмотря на худобу, кости из Вики не торчали -- все было покрыто мягкой соблазнительной плотью.) Наконец я лег на нее, а ее рука скользнула вниз (очевидно, чтобы помочь мне войти), как вдруг...
-- А-х-х-ф-ф!!!...
Яички мои пронизала нестерпимая боль -- я задохнулся... потом задергался... тут же замер опять...
Вика крепко сжимала мою мошонку, впившись в нее ногтями.
-- Ты что?!... Зачем?... -- дыхание у меня перехватило.
Безмятежно улыбаясь, девица глядела мне в глаза.
-- Чтобы продемонстрировать, чего вы, самцы, стоите, -- ее обычно хриплый голос прозвучал на этот раз чисто и ясно. -- И чтоб ты уважал женщину, с которой спишь!
-- Когда... я... тебя... не... уважал?... -- просипел я с неимоверными паузами (каждое слово резонировало в сдавленных яичках невыносимой болью).
-- Да только что, -- холодно объяснила Вика, -- когда по-хозяйски, как барин ввалился в комнату, где я переодевалась!... И когда подслушивал, как я сочиняю стихи!... А до этого обозвал меня взбалмошной дурой, да!...
-- Из... ви... ни... -- слоги выходили из меня с шипением, как воздух из проколотой шины, -- по... жа... луй... ста...
Когда ее пальцы разжались, я несколько секунд боялся пошевелиться... потом слетел с кровати и, изогнувшись дугой, осмотрел свое мужское достоинство: на коже остались следы ногтей, однако кровь не текла и серьезных повреждений, кажется, не было.
Я осторожно распрямился... из-за ноющей боли, стоять я мог, лишь слегка наклонившись вперед. Чтобы успокоиться, три раза вдохнул и выдохнул.
-- Вон отсюда! -- я дернул Вику за ногу.
Презрительно улыбаясь, девица встала и подобрала с пола свой халат.
-- Чтоб духа твоего здесь не было! -- я вырвал халат у нее из рук и швырнул в чемодан.
Через две минуты я был одет -- Вика же за это время нацепила лишь трусы и гольфы. Чтобы не сорваться, я спустился в кухню и сварил кофе...
Девица сошла вниз лишь через полчаса (наряженная в стильные вельветовые брюки и шикарную кофточку) и с высокомерным видом встала у дверей. Я быстро затолкал в багажник ее чемодан, мы сели в машину. "В каком госпитале лежит твой бойфренд?" На Викином лице проступило недоумение... я молча протянул ей мобильный. После долгих переговоров на ломанном английском выяснилось, что госпиталь находится на другом конце города... то есть, на поездку туда и обратно уйдет полтора часа (Лимерик -- город старинный и к нынешнему автомобильному движению не приспособлен). Впрочем, чтобы избавиться от этой сумасшедшей, не жалко.
Через сорок минут мы въехали в ворота госпиталя, нашли нужный корпус. Я в последний раз выволок Викин чемодан и поставил на тротуар.
-- Прощай! -- я шагнул к машине...
-- Ты на меня обиделся?
Размеренно дыша, я досчитал до пяти. Потом обернулся.
-- Да.
Мимо нас сновали посетители и медперсонал. С неба падала мелкая морось.
-- Ты похож на истеричного мальчика, -- Вика презрительно сощурилась, -- ушибленного чужой, солдатской правдой.
Не дав мне ответить, она с легкостью подхватила чемодан и исчезла в дверях госпиталя.